Стеклянная луковица

Что же это я все о себе да о себе. Тут говорят, что Францию заполонили выходцы из Северной Африки, и управы на них уж нет. А что, вполне себе приличные граждане. Вертят себе кебабы в кебабных, пьют чай да режутся в нарды. Развивают семейный бизнес, растят в своих кибуцах мясо, по вкусу действительно напоминающее мясо. Ну, может, время от времени велосипед захотят увести у неосторожного налогоплательщика, но с кем не бывает.

То ли дело — китайцы. Заходят в автобус оптом — пачками по 10-20 штук за раз, щеголяют айфонами собственного производства с телескопическими антеннами, занимают все места и заполоняют все звуковое пространство своим мандарином. Мандаринов тут и без них хватает, растут на деревьях — бери не хочу. И это еще хорошо, если они по пути не забежали в Карфур купить себе пару килограмм круассанов. Или курассанов, как там сейчас правильно. Если купили — пиши пропало; будут стоять обязательно над тобой, точить рогалик и ронять крошки.

А наши соотечественники! Или, того хуже, горячо любимые соседи. Обязательно наткнешься на парочку в супермаркете; один в одном конце, другой — в другом, перекрикиваются: «А не взять ли нам пивка? А то что-то тут трех семерок не видать». Тут только и думаешь, как бы сделать вид понепричастней, жонекомпранпа, кескиспас.

Ох, а сколько же испытаний приходится нынче на мои взгляды нетолерантного толка. Да не расист я, просто ариец; дамы и господа геи и лесбиянки — пекориньтесь там по самое не могу в своих содомах и гоморах, только мне на глаза не попадайтесь.

Я этим глазам своим не мог поверить, когда увидел, как тут у молодежи модно здороваться (видал пару раз такое и в исполнении суровых пролетариев средних лет, уничтожил после этого все бережно хранимые запасы сердечных капель). Представьте себе некий великовозрастный цветок жизни, облаченный по моде наиболее известного района моего родного города, только с бейсболкой вместо шоферской кепки и с пустыми руками вместо семян подсолнечника. Высаживается, значит, такой персонаж на остановке какого-нибудь лицея им. Л. да Винчи, да направляет свои стопы к кучке своих сверстников (того же целенаправленного пола), страдающих от отсутствия одних семян и переизбытка других. И, знаете ли, с каждым с каждым из них — щечкой левой, щечкой правой. И еще разок. Салют, братаны.

Чрезвычайно спортивная нация эти французы, просто до неприличия. Они просто обожают бегать. Бегают все – от мала до велика, в колясках и на костылях, под проливным дождем и в адскую жару, истекая потом, и останавливаясь лишь на кратковременные перекуры (в прямом смысле этого слова).

Бегут по набережной Круазет одного известного города, пугая расположившихся на лавочках господ в деловых костюмах с айпадами, макбуками и бигмаками своими или отвратительно болтающимися жировыми отложениями с плохо зафиксированными грудными железами, или просящимися в саркофаг до невозможности высушенными мышцами.

Бегут по Английской набережной другого известного города, по утрам уворачиваясь о собачьего дерьма, днем – от собачьего дерьма и никононосных азиатских туристас, вечером – от собачьего дерьма и восточноевропейских путан.

Бегут марафоном от Английской набережной до набережной Круазет, вызывая не самые лестные отзывы со стороны обывателей, пострадавших от изменений в расписаниях и маршрутах общественного транспорта.

Иногда бегают по предгорьям страдающей от недостатка пешеходных дорожек Софии-Антиполис, рискуя подвернуть ногу и остаться навсегда в какой-то темной и безлюдной дыре,  окруженной соснами и муравьиными колониями.

Ежели бегать по каким-то причинам у них не выходит, они берут в ноги велосипед, и овладевают им соло, в тандемах, двойных тандемах, во всех возможных и невозможных позициях. Традиционная поза, знаете ли, чрезвычайно неполезна для позвоночника; поэтому, не будете ли вы так любезны соорудить мне велосипед, на котором я смогу вертеть педали, лежа на спине? Впрочем, двухколесные скейты и трехколесные самокаты тоже пользуются немалой популярностью.


Инфраструктура (с).

Плавно пытаясь продолжить дерьмовую тему, хочу отметить непрекращающееся восхищение, которое вызывает у меня та легкость, с которой (по крайней мере, для русскоязычного слушателя) любое дерьмо в переводе на французский язык приобретает непередаваемый, изысканный, высокосветский шарм. Хотите сделать комплимент грязной сифилитической шлюхе? Назовите ее путаной – или, еще более лестно, – куртизанкой! В деревню к бабушке, коровами мычащий колхоз? Прованс, вестимо! Изысканное вино – Le vin de merde; отменные тефтельки из Карфура – La merde de canne (любят они это дело, ей-богу; честное слово, моя вина здесь минимальна).

Ярко проиллюстрированная Жаком Брелем сводимость ряда распространенных окончаний к одному и тому же звучанию используется французами весьма активно и пошло. Ведь сущим преступлением было бы не назвать одну из булочных Жуан-ле-Пена (Juan-les-Pins, что-то вроде Сосновый Жуан) – Juan-les-Pains (Хлебный Жуан), с фактически аналогичным произношением. И вместе с тем, стоит лишь немного не так отспазмировать свою гортань, как месье абориген с непонимающе-вопросительным видом вскинет свои брови.

Я почти ощущаю ту дрожь ужаса, пронизывающего бедолагу в берете и с багетом, который осознал, как с целью обоснования торгового знака поизмывались в наших землях над его любимой сетью супермаркетов “Ошан”.

А чего стоят те пикантные отличия, которые каждый себя уважающий булочник пытается соорудить в своем суверенном царстве! Англичанин, проживший более десяти лет на Лазурном берегу, был поставлен в тупик написанием заглавными литерами названия булки “Brioche praline”; дело в том, что капитализация крадет акценты с букв, посему он не знал, стоит ли произносить замыкающее “e” в слове “praline”. В первой булочный его запрос “Бриош пралин” разбился о гранитную стену искреннего непонимания со стороны булочника – до тех пор, пока он не попросил “Бриош пралине”. Наученный опытом, в другой лавке он сходу попросил “Бриош пралине” – и, к своему величайшему изумлению, вновь столкнулся с презрительным взглядом из-под толстого лба. До тех пор, пока не предпочел безакцентную версию слова.

Трепет, с которым французы относятся к собственному языку, симметричен по оси абсцисс с их же разгильдяйским отношением к языкам иностранным. Не знаю, чем это вызвано – может, каким-то специфическим подходом к педагогическим вопросам. Но французский диалект английского просто сбивает с ног. Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы выучить новое слово “андоль” (английское handle); но просто прекрасное “прасасись” (processes) сразу же и прочно укрепилось в моем франглийском словаре. И все это, конечно, – с ударением на последний слог и картавящей буквой “р”.

Конечно, им еще далеко до некоторых пришельцев из далекого Китая, которые вовсе не могут произносить букву “л” (и озабоченно вопрошающих что-то вроде “Aren't you cord?”). Но это уже другая история.